Зверобой не знал и не мог знать, отчего произошла эта внезапная перемена в поступках его врагов. Он заметил, что особенное волнение происходило между женщинами, тогда как воины облокотились на свои ружья и ожидали чего-то с большим достоинством. Тревоги, казалось, не было никакой, но не было вместе с тем и обычного спокойствия. Райвенук властным движением руки отдал приказ, чтобы каждый занял свое место. Вожди собрались на совет.
Минуты через две тайна выяснилась. Юдифь величественно прошла через весь лагерь и, не останавливаясь, вступила в круг старейшин, уже открывших свое совещание.
Легко представить изумление Зверобоя, совсем неподготовленного к этому появлению и знавшего притом, что такая девушка, как Юдифь, не могла, подобно своей младшей сестре, ожидать никакой пощады от ирокезов. Изумление его увеличивалось еще больше при взгляде на костюм Юдифи. Она сменила свою простую, но изящную одежду на богатое парчевое платье, хранившееся в сундуке, и которое некогда произвело эффект на зрителей. Но этого мало: знакомая со всеми тонкостями женского туалета, она не пропустила теперь ни малейшей мелочи, способной возвысить ее красоту, и оделась с таким изяществом, что костюм ее, без сомнения, удовлетворил бы требованиям самой взыскательной щеголихи. Повидимому, она поставила себе целью выдать себя между индейцами за даму высокого круга.
Юдифь недурно рассчитала эффект, который мог произойти от ее появления. Лишь только вступила она в лагерь, все пришло в сильное волнение, и каждый по-своему спешил выразить свое чувство при взгляде на красавицу. Молодые воины расступились перед ней с почтением и проводили ее на совет старшин. Бородатые вожди при ее приближении вставали с своих мест. Даже между женщинами невольно раздались радостные восклицания. Всем этим детям природы редко удавалось видеть белую женщину из высшего круга, и никогда подобный костюм не блистал перед их глазами. Прекрасные мундиры английских или французских офицеров не значили ровно ничего в сравнении с блеском парчи, облегавшей гибкий стан девушки. Сам Зверобой был, повидимому, чрезвычайно озадачен как красотой, так и необыкновенным хладнокровием, с каким Юдифь отважилась на явную опасность. Все с нетерпением ожидали объяснения причины визита, который для большинства зрителей был неразрешимой загадкой.
— Кто здесь из этих воинов главный начальник? — спросила Юдифь у Зверобоя, в то время как все собрание ожидало от нее объяснений.— Моя речь не может быть обращена к человеку невысокого ранга. Скажите об этом гуронам и потом отвечайте на мой вопрос.
Зверобой повиновался, и каждый с величайшим вниманием выслушал ее слова. Никто не изумился требованию женщины, которая, казалось по всему, сама принадлежала к высшему кругу и во всех отношениях была существом необыкновенным. Райвенук вместо ответа выступил вперед, как предводитель всего племени.
— Приветствую тебя, гурон,— продолжала Юдифь, играя свою роль с таким достоинством, которое могло бы сделать честь самой лучшей европейской актрисе.— Вижу с первого взгляда, что ты здесь главный начальник, потому что на твоем лице следы глубоких размышлений. К тебе и будет обращена моя речь.
— Прекрасная роза полей может начать свою речь,— отвечал вождь, выслушав обращение.— Если слова ее столько же приятны, как ее взоры, они никогда не выйдут из моих ушей, и я еще буду слышать их долго после того, как зима убьет в Канаде все цветы.
Всякая дань удивления перед ее красотой была приятна Юдифи и льстила ее тщеславию. Улыбнувшись едва заметно при этом комплименте старого вождя, она снова приняла спокойный, несколько суровый вид и продолжала таким образом:
— Теперь, гурон, ты должен выслушать меня внимательно. Ты, конечно, понял с первого взгляда, что я не совсем обыкновенная женщина; но ты ошибся, если принял меня за королеву этой страны. Королева живет далеко, за океаном, и я удостоена от нее одною из тех высших почестей, которыми пользуются только близкие к престолу. Не считаю нужным объяснять, в чем, собственно, состоит мое звание: этого ты не поймешь, но уже собственные твои глаза, конечно, сказали, с кем ты имеешь дело. Слушай гурон: я могу быть твоим другом или недругом, смотря по тому, какой получу прием от тебя и от твоего народа.
Она говорила смелым и решительным тоном, которому нельзя было не удивляться, зная ее положение. Перевод ее речи на индейский язык был выслушан с почтением, близким к благоговению. Юдифь ожидала ответа с беспокойством и надеждой. Райвенук, как опытный дипломат, счел своею обязанностью углубиться в размышления, соответствующие случаю. Это значило, что он слишком уважает особу, с которой имеет дело, и взвешивает в своем уме каждое ее слово, чтобы придумать достойный ответ.
— Дочь моя прекраснее всех диких роз Онтарио, и голос ее приятнее для слуха, чем песня соловья,— отвечал этот осторожный и хитрый вождь, который один только из всех гуронов не был ослеплен ее великолепной красотою.— Колибри по своему объему никак не больше пчелы, однако, и ее перья блистают почти так же, как павлиний хвост. Великий Маниту в премудрости своей покрывает иногда блестящим платьем самых маленьких животных, тогда как лось получил от него грубую шерсть. Все эти вещи превышают разумение бедных индейцев, которые понимают только то, что видят и слышат. Дочь моя, без сомнения, имеет где-нибудь великую палату недалеко от этого озера, но гуроны в невежестве своем не заметили ее.
— Я уже сказала, что бесполезно объяснять подробности моего сана, потому что ты, гурон, ничего здесь не поймешь. Обратись опять к своим глазам, и они сколько нужно объяснят тебе значение моей особы. Мое платье, конечно, не похоже на тряпки ваших жен, и весь мой наряд со всеми его драгоценными мелочами может принадлежать не иначе, как такой особе, которая занимает одно из первых мест после королевы. Теперь, гурон, выслушай меня: я намерена объявить, зачем и по какому поводу я внезапно явилась среди вашего лагеря. Есть у англичан молодые воины так же, как у гуронов, и ты, может-быть, догадываешься, как велико их число.
— Англичане многочисленны, как листья на деревьях в этом лесу. Гуронам это известно.
— Понимаю тебя, вождь. Пойми же и ты, от каких хлопот я тебя избавила, что не привела с собой людей. Молодые мои воины так же, как твои гуроны, не могут рассчитывать на дружелюбную встречу, особенно, если англичане увидят, что для этого бледнолицего пленника вы готовите пытку. Известно им так же, как и мне, что это великий охотник, прославившийся повсюду своим необыкновенным искусством. Они вступятся за него, и след ирокезов обагрен будет кровью на возвратном пути в Канаду.
— Много видели мы крови, дочь моя, и гуроны скорбят, что это все кровь их воинов.
— Значит, я прекрасно сделала, что не окружила себя бледнолицыми, иначе кровь гуронов полилась бы опять обильным потоком. Я слышала о Райвенуке и заблагорассудила позволить ему возвратиться с миром в свою деревню для успокоения женщин и детей. Если потом он изъявит желание выступить на охоту за нашими волосами, мы встретим его, как прилично англичанам. Райвенук, говорили мне, любит слонов и маленькие ружья. Смотри, вот и те, и другие, назначенные в подарок для знаменитого вождя, если только сам он захочет быть моим другом. Пусть он присоединит эти драгоценности к своему имуществу и благополучно воротится в свою деревню до прибытия моих воинов. Он покажет канадским ирокезам великие сокровища, приобретенные в то самое время, как могущественные отцы наши, пребывающие за морями, отправили друг к другу военные секиры. Но этот великий охотник пойдет со мною. Нужен он мне для того, чтобы дворец мой не оставался без дичи.
Юдифь, хорошо знакомая с формами красноречия индейцев, старалась подражать им в замысловатом образе выражений и, сверх ожидания, успела в этом как нельзя лучше. Зверобой переводил ее слова с буквальною точностью тем охотнее, что она воздерживалась положительно от всякой лжи, как свойства, не достойного белого человека. Предложение богато изукрашенного пистолета и слоновых башен из шахматной игры вызвало величайший восторг и общий говор у индейцев, но Райвенук принял их холодно и умел подавить в себе волнение при взгляде на животное о двух хвостах. Он решился даже совсем отвергнуть этот подарок, как не достойный великого племени гуронов.
— Пусть дочь моя,— сказал он,— удержит при себе этих двухвостых свиней и скушает их, когда не будет у нее дичи. Это маленькое ружье может также оставаться в ее владении. Гуроны не имеют недостатка в дичи, и есть у них длинные ружья, чтобы сражаться с неприятелями. Этот охотник не может теперь расстаться с моими молодыми воинами. Он хвастается своею храбростью, и они желают знать, точно ли он храбр.
— Неправда, гурон!— вскричал Зверобой с живостью.— Ты говоришь против совести и здравого смысла! Никогда я не хвастался ни перед кем и не буду хвастаться, если даже вы сдерете с меня кожу и будете жарить на медленном огне. Вы можете меня унизить, истерзать, потому что я ваш пленник, но никакая сила не заставит меня хвастаться.
— Бледнолицый друг мой хвалится тем, что он никогда не хвастается,— сказал Райвенук с иронической улыбкой.— Это мы увидим. Но я слышал прелестную песню незнакомой птички, и весь мой народ любовался ее перьями. Нам стыдно будет показать глаза нашим канадским братьям, если мы возвратим нашего пленника потому только, что загляделись на прекрасную птичку и заслушались ее голоса. Мы не знаем даже, как ее зовут, и мои воины не могут сказать, королек или райская птичка распевала перед их глазами. Стыдно им будет своих канадских братьев, и вперед они принуждены будут брать на охоту своих матерей, чтобы узнать от них имена различных птиц.
— Пленник, если угодно, скажет тебе, как меня зовут. Имя мое — Юдифь. Ты назвал меня птицей с прекрасными перьями. Пойми же, что имя мое еще прекраснее.
— Нет, дочь моя, бедный пленник уже слишком устал, и мы не станем его об этом спрашивать,— отвечал хитрый индеец.— Пусть явится сюда Слабый Ум. Позвать молодую девушку. Твое имя, кажется, Гэтти?
— Да. Меня зовут Гэтти.
— Хорошо! Скажи же мне, Гэтти, как имя этой женщины?
— Юдифь. Это, видишь ли, моя родная сестра. Юдифь, дочь Томаса Гуттера, которого прозвали Канадским Бобром, хотя был он вовсе не бобр, а такой же человек, как и ты. Жил он в собственном доме на озере и умер от ваших рук. Этого довольно для тебя?
Торжественная улыбка появилась на морщинистом лице старого вождя, когда он увидел успех обращения к слабоумной девушке. Юдифь в свою очередь при появлении младшей сестры тотчас же увидала, что дело ее погибло, так как Гэтти ни за какие блага в свете не могла себе позволить явной лжи. Теперь уже никто, конечно, не поверит, что дочь Пловучего Тома — знатная особа, близкая к самой королеве, и остроумная мечта сама собой разлетелась вдребезги. Юдифь бросила многозначительный взгляд на Зверобоя, как-будто приглашая его отважиться на побег вместе с нею.
— Невозможно, Юдифь,— отвечал молодой охотник на этот немой призыв;—план ваш смел и достоин жены генерала, но этот старый минг хитрее самого чорта. (Райвенук в эту минуту отошел немного в сторону; вместе с другими вождями и не мог слышать их разговора.) Бесполезна против него всякая хитрость, и на глазах его никогда не бывает тумана. Вы поступили самонадеянно и слишком опрометчиво, если хотели здесб выдать себя за знатную особу. Райвенук теперь непременно догадался, что весь ваш наряд составляет известную часть его добычи из имущества вашего отца.
— Но, во всяком случае, Зверобой, мое присутствие будет для вас защитой. Они не посмеют вас мучить перед моими глазами.
— Почему же нет, Юдифь? Неужели вы думаете, что белая женщина по их понятиям выше краснокожей? Ничуть не бывало. Пытать вас, конечно, не будут, это правда. Но все же вы потеряете и свою свободу и свои прекрасные волосы. Жалею, Юдифь, что вы вздумали притти сюда, на место моей пытки. Мне вы не принесете никакой пользы.
— По крайней мере, я разделю вашу судьбу,— отвечала Юдифь с энтузиазмом.— Ирокезы в моем присутствии не сделают вам зла, и притом...
— Что вы хотите сказать, Юдифь? Разве есть у вас какие-нибудь средства?
— Никаких, Зверобой, но я умею страдать за друзей и умирать вместе с ними,— отвечала молодая девуша с необыкновенною твердостью.
— Юдифь, Юдифь! Едва ли вы умрете раньше, чем придет ваш срок. Вам, конечно, предстоит жестокая участь сделаться женою индейского вождя, но вы не умрете. Лучше бы вам оставаться в ковчеге и заниматься своим делом. Но уж так и быть: что сделано, того не воротишь. Вы, однако, не кончили вашей мысли.
— Я хотела сказать, что надежда еще не совсем потеряна,— проговорила шопотом Юдифь, проходя мимо пленника.— Час времени — все для нас. Друзья ваши работают усердно.
Молодой охотник мог только отвечать признательным взором. Потом он обратился к своим врагам, как-будто изъявляя полную готовность вытерпеть назначенную пытку. После кратковременного совещания вожди окончательно решили судьбу пленника. Хитрость Юдифи, выведенная наружу, сильно поколебала замыслы Райвенука, и он вместе с товарищами крайне досадовал на молодую девушку, которая чуть не одурачила их всех. Никто больше не сомневался, что она дочь Канадского Бобра, и ее великолепный наряд уже не производил никакого эффекта.
Райвенук был уже совсем не тот, когда опять воротился к пленнику. Отказавшись от желания спасти его, он не хотел больше оттягивать пыток. Эта внезапная перемена в мыслях старого вождя быстро заразила всех молодых воинов, и они поспешили сделать последние приготовления для начала пыток. Прежде всего набросали сухих ветвей возле одного дерева и потом разложили прутья от сосновых корней, которые предполагалось зажечь и втыкать в разные места его тела. Затем притащили веревки, чтобы привязать его к дереву. Все это происходило в глубоком молчании. Юдифь со страхом, едва смея дышать, следила глазами за всеми этими движениями, но Зверобой, повидимому, казался совершенно равнодушным. Когда, наконец, воины подступили к нему с веревками, он бросил на молодую девушку выразительный взгляд, как-будто спрашивая, должен ли он сопротивляться или безусловно отдать; себя врагам. Ответом Юдифи был энергичный жест, очевидно, внушавший безусловную покорность. Таким образом во второй раз привязали его к дереву с тем, чтобы подвергнуть всем жестокостям и оскорблениям. В продолжение всех этих приготовлений никто не произнес ни одного; слова. Вскоре развели костер и с нетерпением ожидали, когда он разгорится.
Впрочем, гуроны отнюдь не хотели лишать его жизни посредством огня: им хотелось только подвергнуть испытанию его нравственное мужество на ближайшем расстоянии от жара, невыносимого для человеческого тела. Варварская операция сдирания волос была отложена к концу. Прежде всего хотели победить его решимость, вырвать из него стоны, жалобы, болезненные крики. От разведенного костра скоро, по их расчетам, должен был распространиться нестерпимый жар, не способный, однако, задушить несчастную жертву. Притом, как часто случается в подобных случаях, расстояние было вычислено плохо, и распространившееся пламя уже начало оказывать свое губительное действие, как вдруг слабоумная Гэтти, вооружившись огромной палкой, храбро пробилась через толпу и разбросала во все стороны запылавшие ветви. Уже несколько индейцев приготовились наказать эту дерзость, но вожди немедленно укротили гнев молодых воинов, напомнив им о слабоумии провинившейся девушки. Совершив этот геройский подвиг, Гэтти остановилась среди старшин и нахмурила брови, как-будто собираясь сделать строгий выговор безжалостным людям. Мысль о собственной опасности ей и в голову не приходила.
— Благодарю тебя, сестрица, за твою отвагу и присутствие духа!— проговорила Юдифь, бледная, как смерть, и неподвижная, как статуя.
— Да, Юдифь, у сестрицы вашей было доброе намерение, и она выполнила его очень кстати, потому что минуты через две меня не спасла бы никакая человеческая сила. Но если взять в расчет то, что мне уж не миновать своей судьбы, так, пожалуй, чем скорее, тем лучше. Вы видите, как они запрокинули мою голову: я не могу пошевельнуться ни направо, ни налево, и один ловкий удар отправит меня на тот свет. Уж лучше бы, право, задохнуться от дыма, чем погибнуть от томагавка.
— Жестокие, бессердечные гуроны!— воскликнула Гэтти в припадке негодования.— Кто дал вам право губить в огне человека? Разве он, по-вашему, то же, что полено?
Вскоре опять молодые воины собрали разбросанные головни, а женщины и дети по знаку Райвенука принялись подкладывать хворост под костер. Уже огонь прибавился с новой силой, как вдруг молодая индеанка, раздвинув толпу, разбросала опять загоревшиеся ветви. При этой второй неудаче гуроны испустили грозный крик, но когда индеанка подняла голову, и они узнали в ней Вахту, неистовый крик быстро сменился восклицаниями изумления и радости. С минуту никто не думал о пленнике, и все гуроны, старые и молодые, столпились около Вахты, спрашивая ее о причине внезапного возвращения. В эту критическую минуту Вахта успела шепнуть Юдифи несколько слов и подала ей какой-то маленький предмет, не замеченный никем. Потом она обратилась к молодым гуронкам, своим приятельницам, и вступила с ними в разговор. Юдифь, с своей стороны, быстро принялась за дело. Она вручила Гэтти маленький острый ножик, полученный от Вахты, надеясь этим способом передать его Зверобою, но слабоумие Гэтти опять нарушило ее расчеты. Вместо того, чтобы развязать потихоньку руки пленника и передать ему ножик, она открыто принялась резать повязку, прикреплявшую к дереву его лоб. Заметив эту операцию, гуроны бросились к слабоумной девушке и оттащили ее от дерева в ту минуту, когда она принялась обрезывать веревку на груди Зверобоя. Это открытие вызвало подозрение в отношении Вахты, и при допросе неустрашимая индеанка, к величайшему изумлению Юдифи, смело призналась в своем участии во всем происходящем.
— Отчего бы мне не помочь Зверобою? — сказала она решительным тоном.— Он брат делаварского вождя, и у меня делаварское сердце. Подойди-ка сюда, негодный Колючка! Сотри со своего лица ирокезскую краску и выставь себя перед ними гадким трусом, каким создала тебя природа. Пусть он подойдет к Зверобою, и я покажу вам, вожди и воины, какого негодяя вы приняли в свое племя!
Эта смелая речь, произнесенная на ирокезском языке с видом полной уверенности, произвела сильнейшее впечатление на всех гуронов. Измена всегда порождает недоверие, и хотя Колючка—Йокоммон — употребил все средства, чтобы выслужиться перед своими врагами, однако, его усилия привели только к тому, что он был лишь кое-как терпим между ними. Как двойной изменник, он справедливо заслужил всеобщее презрение, и никто не вступал с ним в дружеские отношения. Сперва изменил он Вахте, на которой хотел жениться, а потом сделался изменником всего своего племени. Никогда почти не смел он являться на глаза вождям, и гуроны караулили его так же, как и Вахту. До сих пор он тщательно скрывался от Зверобоя, и тот не знал даже, что Колючка—Йокоммон — в лагере гуронов. Но теперь, к своему ужасу, изменник не мог больше прятаться за другими. Впрочем, он не стер с своего лица ирокезской раскраски, и под ее покровом молодой охотник не узнал его даже тогда, когда он вступил в кружок вождей.
— Кто и в чем здесь обвиняет Йокоммона? — сказал изменник, нагло выступая вперед.
— Я тебя обвиняю, и ты знаешь в чем!— вскричала Вахта с живостью, хотя в поступках ее проглядывала явная растерянность, как-будто она чего-то ожидала.— Обратись к своему сердцу, подлый беглец, и не смей приходить сюда с лицом невинного человека! Склони голову к светлому ручью и признай на своей фальшивой коже краску своих естественных врагов. Хвастайся потом, как бежал ты от своего племени и как накинул на себя французское покрывало. Пусть на теле твоем будут самые яркие цвета, я угадаю тебя везде и во всем, как подлую ворону в перьях колибри.
Все гуроны были в высшей степени изумлены этими словами девушки, которая всегда между ними отличались необыкновенною кротостью. Колючка в свою очередь взбесился до того, что готов был растерзать на куски свою обвинительницу.
— Чего хотят от Йокоммона?— сказал он дерзко.— Если белому человеку наскучила жизнь и если боится он пыток, одно слово, Райвенук, и я отправлю его к тем воинам, которых мы лишились.
— Нет, Райвенук, нет, нет!— вскричала Вахта.— Зверобой не боится никого и ничего, и уже эта ворона всего менее для него опасна и страшна. Развяжите ему руки и поставьте его лицом к лицу с этим подлым трусом. Увидим мы, кто из них скорее отправится на тот свет.
С этими словами Вахта бросилась вперед и принялась распутывать Зверобоя, но Райвенук приказал ее остановить. Вождь гуронов с недоверием следил за всеми движениями молодой индеанки, которая при всей живости не могла скрыть своего беспокойного вида, слишком заметного для привычных глаз. Она прекрасно играла свою роль, но два-три вождя были убеждены, что все же это — роль, противоречившая ее настоящим чувствам. Таким образом, она обманулась в своей надежде именно в ту минуту, когда думала добиться полного успеха. По приказанию Райвенука все поспешили занять свои обычные места, и тогда молодые воины приготовились еще раз развести костер, так как всякая отсрочка была уже совершенно бесполезна.
— Постойте, гуроны!— вскричала Юдифь в порыве бессильного отчаяния и едва понимая сама, что говорит.— Еще минуту, не более, как минуту!
Новое непредвиденное обстоятельство остановило ее крик. Молодой индеец стремительно прорвался сквозь густую толпу гуронов и мгновенно очутился в центре вождей, как самый близкий их приятель, или как сумасброд, у которого вскружилась голова. Пять или шесть часовых было расставлено в различных пунктах по берегу озера, и Райвенук сначала думал, что это кто-нибудь из них спешил сообщить важную новость. Между тем движения незнакомца, расписанного с ног до головы, до того были стремительны и быстры, что с первого раза никак нельзя было узнать, друг он или недруг. В два, три скачка он очутился возле Зверобоя и в одно мгновение перерезал на нем все веревки, так что пленник совершенно овладел всеми своими членами. Тогда только незнакомец бросил взгляд на окружающие предметы. Он выпрямился, как сосна, поворотился, и гуроны увидели в нем молодого воина, расписанного краскою делаваров. В каждой руке его было по карабину и один из них — "ланебой", снабженный патронами, немедленно перешел к Зверобою, его владельцу. Совершив этот подвиг, Чингачгук бросил на гуронов свой орлиный взор, как-будто смело вызывал на бой озадаченный лагерь. Присутствие двух вооруженных воинов привело в трепет всех гуронов. Их ружья, большей частью незаряженные, валялись под деревьями в различных местах, и они могли обороняться только своими томагавками. Никто, однако, не обнаружил чувства страха, потому что казалось невероятным, чтобы два человека отважились сделать нападение на многочисленный лагерь. Вожди ожидали, что за этой смелой выходкой последует какое-нибудь предложение. Они не обманулись.
— Гуроны,— сказал краснокожий воин,— велика и обильна наша земля. Просторно жить ирокезам за большими озерами пресной воды, просторно и делаварам по эту сторону озера. Я — Чингачгук, сын великого Ункаса, родственник Таменунда. Вахта — моя невеста, а этот белый человек — мой друг. Тосковало мое сердце, когда не было со мною искреннего друга, и я последовал за ним в ваш лагерь с твердым намерением защитить его от всяких напастей. Молодые делаварки ожидают Вахту и удивляются, почему так долго ее нет между ними. Распростимся как следует и разойдемся каждый в свою сторону.
— Гуроны!— вскричал Йокоммон.— Человек этот ваш смертельный враг, и его имя — Великий Змей! Если он вырвется отсюда, мокассины ваши оставят кровавые следы от берегов Глиммергласа до наших канадских деревень! Вы увидите, что я гурон и телом и душой.
Говоря таким образом, изменник бросил огромный нож в обнаженную грудь могикана. Вахта, стоявшая подле него, очень ловко толкнула его под руку, и грозное оружие вонзилось в сосну. Спустя мгновение такое же оружие засверкало в руке Великого Змея, засвистело в воздухе и ударило в сердце изменника. Все это происходило с необыкновенной быстротой, и гуроны еще не успели притти в себя после внезапного появления Чингачгука. Наконец, после гибели Йокоммона, они, повидимому, опомнились, испустили страшный воинственный крик и мгновенно пришли в движение. В эту минуту послышался в лесу необыкновенный шум. Гуроны приостановились и насторожились. То были глухие, ровные и правильные звуки, как-будто по земле ударяли молотом. Через несколько мгновений что-то мелькнуло за деревьями, и они ясно могли различить ряды английских солдат, выступавших мерным шагом.
Трудно описать последовавшую затем сцену. С одной стороны — стройный порядок; с другой — толкотня, суетня, исступленные крики и отчаяние. Яростные вопли ирокезского лагеря сопровождались радостными восклицаниями английских солдат. Не было еще сделано ни одного выстрела, весь отряд быстро продолжал свой марш, выставив вперед штыки. Гуроны очутились в самом невыгодном положении. С трех сторон они были окружены озером, а с четвертой путь их был прегражден ротою солдат, приученных к правильной военной дисциплине. Индейские воины бросились отыскивать ружья, и весь лагерь думал только о своем спасении. Среди этой общей суматохи Зверобой умел сохранить все свое хладнокровие и присутствие духа. Поставив Юдифь и Вахту за двумя большими деревьями, он принялся искать Гэтти, но без всякого успеха, потому что ее увлекли за собою гуронские женщины. Потом, став на дороге, по которой гуроны бежали к озеру, он увидел между ними двух ожесточенных своих врагов, поднял карабин, взвел курок — и свалил их обоих. Это был первый выстрел, направленный против гуронов, и они, в свою очередь, поспешили ответить бесчисленными залпами. Но солдаты, повидимому, не обратили никакого внимания на этот безвредный огонь и продолжали молча итти в штыки. Один только выстрел раздался из их рядов: выпалил нетерпеливый Генрих Марч, их проводник и волонтер в английской роте. Вскоре, однако, послышались отчаянные вопли и стоны, которые, обыкновенно, сопровождают употребление штыков. Последовала ожесточенная резня, в которой не было пощады ни женщинам, ни детям.
© «Онлайн-Читать.РФ», 2017-2024
Обратная связь